Мой Оренбург

Путешествии в Оренбург

Даже сейчас далеко не все россияне, что уж говорить об иностранцах, имеют чёткое представление о местонахождении нашего славного города.

А в 19 столетии для столичных господ Оренбург был чем-то экзотическим – азиатским пределом огромной Российской империи, куда мало кто приезжал по своей воле. Но именно жажда новых впечатлений занесла на задворки империи одного столичного весьма искушённого путешественника.

Путешествие в Оренбург

Позже он оформил собственные впечатления в путевые заметки, которые затем напечатало одно из столичных изданий.

На довольно длительное путешествие искушённого господина сподвигла недавно построенная железная дорога и любовь к литературе, точнее, пушкинская «Капитанская дочка» и биография поэта Тараса Шевченко.

Хотя, с самого начала столичный путешественник отнёсся несколько предвзято даже к самому названию города: «Само название города звучало неприятно. Среди азиатской пустыни и вдруг немецкий город Оренбург! С какой стати вдруг «Орен»?»


 Здесь стоит напомнить, что «орен» в переводе с немецкого означает «уши». Именно за эти выступающие части своего цивилизованного тела очень боялся столичный путешественник, убеждённый, что именно на его европейские уши будут охотиться варвары-киргизы в этом весьма нецивилизованном городе. Уверенный, что Оренбург был основан немецким тираном Бироном, путешественник не ждал здесь ничего хорошего. Это почти то же, ежели попасть в племя к африканцам-людоедам.


Даже большой красивый вокзал показался ему зловещим, «ведь это последний вокзал, последняя пядь европейской земли. В нескольких саженях отсюда за рекой Уралом начинается матушка- Азия. Отсюда на запад – вольная дорога, куда хочешь.

Садись в вагон и на одиннадцатый день вас высадят в Лиссабоне. Не то, если вы направитесь не в Лиссабон, а в Пекин. Вместо вагона – верблюд, вместо одиннадцати дней – полгода.

Да и в полгода едва ли доедете…живым: или китайцы ни за что – ни про что заживо распилят вас пополам деревянной пилой, или тут же в виду Оренбурга пристукнут конокрады-киргизы, или свои же казачки, которые переодеваются для грабежа киргизами», — нагонял жути на читателей столичный путешественник, видимо, для того, чтобы они в полной мере оценили его невероятную смелость.

В общем, сойдя с поезда, бывалый путешественник не чаял оказаться хоть в какой-то гостинице, т.к. и извозчик ‑татарин,  и его лошадёнка башкирской породы, и экипаж – маленькая долгуша на дрогах – всё казалось ему зловеще-странным. Таким же ему привиделся и Караван-Сарай.

А огромный строящийся Казанский собор и весьма приличную, европейского вида гостиницу столичный франт просто пожалел: «Бедный собор, бедная гостиница! Жутко вам в Азии!»
«С жутким чувством я смотрю из своего номера на площадь азиатского города.

Да, действительно, тут Азия. Вот гульбами ходят татарки, с головой кутаясь в свои кафтаны. Вон прискакали на своих мохнатых лошадёнках двое башкир с высоко поднятыми ногами, сидя левым плечом вперёд, в правой руке нагайка», — делился впечатлениями столичный гость, которые в первый день своего пребывания на оренбургской земле получал исключительно из окна гостиничного номера.

И даже эти впечатления убеждали его в том, что ничего хорошего с ним в этом странном месте произойти не может. Прямо-таки священный ужас внушали бывалому путешественнику киргизы на верблюдах.

Хотя он не раз видел этих животных в других странах. Но одно дело верблюды, например, в Сирии — «в стране красавцев-людей и красавицы-природы», и совсем другое дело в Оренбурге. «В других местах люди были более людьми, чем эти киргизы, а верблюды, а верблюды более походили на творения Божие, чем верблюды здесь. Здесь это куча тулупов.

На киргизе тулуп, его малахай – кусок тулупа, верблюд – тулуп, вывороченный наизнанку. И эта куча движется на четырёх ногах, похожих на ходули на длинной шее – всклоченная овечья голова, которая ворочается в разные стороны, как флюгер, жалобно стонет и рычит. Куда заехал? Где построен этот Оренбург?», — отчаянно восклицал бывалый путешественник, опасаясь высунуть нос из своей гостиницы.

В первую беспокойную ночь на оренбургской земле ему снились далёкие страны и города, где он успел побывать. Идиллические картины Парижа, Неаполя и блеска лазурного моря нарушил, ворвавшийся в сон страшный киргиз с острым ножом на безобразном верблюде, и «всё тянется, каналья, к моим ушам…».

Но,  несмотря на ночные кошмары, утро оказалось довольно добрым. Столичный гость сумел преодолеть животный страх перед пугающей неизвестностью и вышел за пределы гостиницы. Оказалось, что «Оренбург совсем европейский город и при этом премилый, даже красивый. Лучшая его часть застроена каменными домами в два-три этажа.

Много казённых зданий, два корпуса, институт, больницы, присутственные места таковы, что их не совестно было бы поместить в Петербурге». И, разумеется, никто не собирался посягать на уши и другие части столичного гостя. Оренбуржцы оказались симпатичными, добропорядочными и даже благообразными.

Чем больше путешественник знакомился с городом, тем больше он ему нравился: «Оренбург мне живо напомнил Дамаск. И тот и другой стоят на рубеже культуры и варварства… Конечно, Оренбург меньше, но он во сто раз более европейский город, чем дикий Дамаск».

Осмелев окончательно, столичный гость направился на другой берег Урала: «За рощей степь. Широкая дорога идёт на юг в Илецкую защиту. Оттуда тянутся на волах обозы с солью и караваны верблюдов с товарами».

И уже полностью влюблённый в Оренбург, бывалый путешественник призывал своих читателей непременно посетить этот удивительный и ни на что не похожий край.

Наталия Ермашова

Источник

Exit mobile version